В гостях у ИЗАБЕЛЛЫ

Так ему, так!

 

Александром Ивановичом

 

Фраза из какой-то западной газеты о царящей сегодня в России узаконенной анархии довольно точно отражает суть происходящего. Вроде бы все в России есть. Есть все государственные структуры. Есть Министерство юстиции. Есть мощная служба безопасности. Есть милиция.

А порядка нет.

Весной 1993 года я подписал указ о казачьих формированиях в армии. Казаки возвращаются к своему основному укладу жизни: они и в армии служат в своих особых подразделениях, и в своих станицах живут по старинному казачьему уставу. У людей все просто и понятно. Им возвращен полувоенный образ жизни, вокруг которого все остальное строилось, и они счастливы.

Однако Россия состоит не из одних казаков. Да и им тоже, я думаю, будет тяжело приспосабливаться к новым условиям. Легко наводить порядок только нагайкой. Наводить порядок головой — всегда сложно.

Анархия при таком количестве силовых структур, при таком количестве государственных служащих и институтов власти, при таком цивилизованном, культурном народе может объясняться только одним. Не работает приводная система. И поэтому механизм не крутится. В конце концов все должно подчиняться какому-то одному, четко обозначенному принципу, закону, установлению. Грубо говоря, кто-то в стране должен быть главным. Вот и все.

Конечно, введение президентства в России не решит все проблемы сразу. Однако государство на то и государство, что оно должно быть управляемо. По-моему, это так просто, что непонятно — почему этот вопрос представляется многим политикам таким запутанным и неясным. Главное, чтобы государство отвечало своему назначению, помогало гражданам жить.

Никакая реформа — ни экономическая, ни политическая, ни финансовая — мгновенно наших проблем не решит. Проблемы решаются долго, год за годом, кропотливо, мучительно медленно. Но ведь надо начать... Чтобы у нас через десять лет появились хорошие государственные служащие, их надо воспитать при нескольких президентах и парламентах. Сейчас они почти ничего не умеют. А других просто нет. Им

неоткуда взяться.

Мы все должны набраться терпения. И мы должны учиться.


* * *


Однако такая ситуация по большому счету не представляется драмой. Даже трагедией общества. Вот когда мы были под коммунистами — это была драма. Когда царя расстреляли — это была трагедия. Когда началась война с Гитлером — речь шла о жизни и смерти целой нации.

Вспомните свою жизнь, жизнь своих родителей. Последние лет тридцать — тридцать пять общество российское жило все-таки довольно мирной, спокойной, устойчивой жизнью, где начали утверждаться основные приоритеты мировой цивилизации: благосостояние семьи, культура, образование, воспитание детей, обязанности по отношению к обществу и к самому себе. Это было и при Хрущеве, и при Брежневе, и при Горбачеве — фашистская сталинская система постепенно превратилась в «бархатный» тоталитаризм (типа режима Франко в Испании или диктаторских режимов в Латинской Америке), при котором традиционные, мирные ценности все-таки главенствовали. И общество приспособилось, научилось существовать в этих ограниченных рамках, внутри которых все-таки начали воспроизводиться приемлемый духовный климат, материальные ценности, обстановка моральной терпимости.

Это, конечно, очень сложный разговор, но я хочу сказать одно: сегодняшнее общество строится не на пустом месте. И то, что происходит сегодня, никак не сравнишь с революцией семнадцатого года, когда небо перемешали с землей. Общество просто ищет более удобный, более рациональный, более современный способ своего существования. Поэтому трагедийно-визгливые ноты, которые звучат порой в сегодняшней публицистике, я не очень приемлю. Мне они непонятны.

Мы уже живем, а не только готовимся жить. Из этого, наверное, и надо исходить: мы живем в нормальной стране. Просто с запутанной судьбой. С непростой наследственностью.


Дневник президента

5 июня 1993 года


В 9.45 я позвонил Коржакову и попросил принять усиленные меры для поддержания порядка в зале, где будет проходить открытие Конституционного совещания. Если начнутся выкрики, свистки, кто-то будет вести себя по-хулигански,

пытаться сорвать совещание — немедленно выводить. Пусть дежурят человек десять в фойе. В президиуме — я и премьер-министр России Виктор Черномырдин.

За 10 минут до начала заседания появился председатель Конституционного суда Зорькин. Я знал, что ему отвели место в первом ряду, крайнее слева. Хасбулатову, Председателю Верховного Совета, — крайнее справа. Зорькин думал, что будет сидеть где-то в центре; постоял, покачал головой, потом смиренно уселся. Хасбулатов тоже постоял около своего места, подумал и все-таки сел. Рядом с ним никто не садился. Он поерзал в кресле и как бы углубился в бумаги.

Мое выступление о конституции, о новом конституционном процессе — 40 минут. Этот доклад я тщательно готовил, причем серьезно правил уже второй вариант (первый отверг категорически, сделав 15 серьезных замечаний). Сидел всю ночь. Весь был в напряжении. И мои тяжелые предчувствия подтвердились.

Как только я начал свое выступление, Хасбулатов написал записку и подозвал сотрудника, дежурившего рядом с трибуной. Тот взял записку и положил ее, но не на стол, а в ящик. Хасбулатову это не понравилось, он стал усиленно делать знаки Черномырдину — предоставьте мне слово после Ельцина. Несмотря на утвержденный регламент. Сразу после того как я сел на свое место, он вскочил и рванулся к трибуне. И тут началось...

Зал, взвинченный, возбужденный, повел себя, мягко говоря, не слишком корректно. Начались захлопывания, свист. Запахло скандалом. Начало заседания было испорчено.

Но когда в перерыве журналисты задали мне вопрос: «Что вы думаете о первом дне?» — я сказал: «Совещание продолжает работать, несмотря на провокационную акцию спикера».

И все-таки Хасбулатов не тот: худой, тон какой-то просящий, глаза не сверкают, как обычно...

Депутат Слободкин начал кричать, бросаться к трибуне. Его вынуждены были буквально вынести из зала.

Я вдруг отчетливо понял: сегодня у меня появилось непреодолимое желание разогнать всю эту компанию.

Настроение было испорчено еще и тем, что утром у меня в кабинете минут пять назойливо горела лампочка прямой связи — телефон Руцкого. Я не брал трубку, а лампочка не гасла. Пять минут. Ведь у Руцкого отключили прямую связь со мной, в чем дело? Оказывается, техник в выходной день протирал контакты спиртом, замкнул провода. Я задал вопрос: если он смог замкнуть провода, что он еще может? Мне ответили: нет, больше ничего, только замкнуть провода.

Ладно, это все сейчас неважно. Главное — начало есть.


Дневник президента

5 мая 1993 года


Встреча с государственным секретарем США У.Кристофером.

Этому визиту предшествовали два телефонных звонка президента Клинтона.

Первый раз он поздравил с победой на референдуме. Во второй раз просил срочно обсудить с ним план военных санкций против Боснии.

Тогда я отреагировал: это так не решается. Вот приедет Кристофер в Москву (визит был запланирован), мы детально обсудим этот план, примем согласованное, обдуманное решение. А сейчас не дави на меня, пожалуйста, Билл. И он согласился.

Я еще раз взвесил всю ситуацию. Стратегия Клинтона ясна: не хотите договариваться — будем стрелять. Но ведь план международного сообщества разрабатывался и утрясался целый год. Один ракетный удар — и с этим мирным планом будет покончено, может быть, навсегда. Мир в Югославии увидят уже только наши

внуки.

Понятно, что военный план уже существует в детальном, продуманном виде. Там определена и наша роль. Что ж, возможно, на это придется пойти — вводить силы ООН в разъединительные коридоры. Но пока говорить об этом рано. Пока еще есть резерв — может быть, можно заставить их мирно договориться.


Дневник президента

7 мая 1993 года


Во Дворце культуры ГУВД, рядом с известной москвичам Бутырской тюрьмой, — прощание с погибшим первого мая сотрудником милиции Владимиром Толокнеевым. Перекрыта Новослободская улица. Солнечно, пусто, тихо — и грязновато, пыльно, как

бывает в начале мая, когда только сходит снег.

Жутко это — прощаться с человеком.

Конечно, мы определим его семье солидный пенсион. Мы не оставим его ребенка. Но...

Все это как-то не укладывается в голове. Первое мая, демонстрация. У нас, советских людей, это ассоциируется, ну, я не знаю, — с мороженым, с бутылкой пива, с шашлыком на природе, с кумачовыми знаменами, разумеется... Но с кровью?

Страшные кадры по телевидению. Можно было бы предположить: ну, была давка, драка. Ну, в пылу борьбы парень подставился, ударили чем-то. Но ведь камера не умеет лгать. Человек, который кинулся за руль грузовика и дал резко газ, знал, что хочет убить милиционера. Это осознанное убийство.

И сразу возникают вопросы: почему эта цепочка милиционеров оказалась беззащитной, окруженной с двух сторон? Где были водометы? Почему не применяли газ? Когда у нас появится хоть один ствол с пластиковыми пулями, чтобы при необходимости

разгонять агрессивные толпы, как это должно быть?

Я стою у гроба Толокнеева и смотрю на его молодую вдову.

Я, президент, ничего не могу сделать...


* * *


И все эти вопросы с тысячекратной силой ударят меня пять месяцев спустя. И я снова почувствую это почти физическое удушье — удушье бессилия.


В ночные часы


У меня бессонница.

Встаю в два-три часа ночи, хожу по комнате, пью чай, не могу заснуть. Таблеток не люблю, да и не помогают.

В это время хочется поговорить с кем-нибудь. Но все спят.

В такие часы я «работаю над книгой», то есть просто бессистемно что-то обдумываю, вспоминаю, формулирую, иногда что-то записываю. Вспоминаешь разное, не всегда приятные вещи, словом, становишься самим собой, более открытым, искренним, чем днем, в кабинете, когда застегнут на все пуговицы.


* * *


О чем я вспоминаю?

Помню, однажды Наина заболела воспалением легких, заболела сильно, ее даже отвезли в больницу — а дома грудная Танюшка. И я повез ее, крошечную, в Березники, к бабушке. Сидеть с ней дома было некому, а устроить в ясли в те времена было невозможно. Ехать на поезде сутки, даже больше, около тридцати часов.

Ну, закутал ребенка в одеяло, сел в поезд.

Плацкартный вагон. Все смотрят круглыми глазами: куда мужик грудную везет? Я смущенно объясняю.

Конечно, сначала дочка спала. Женщины мне помогают пеленки менять, то да се... Но вот ночью, когда она захотела есть, для меня начался кошмар. Плачет, кричит, надрывается. Весь вагон проснулся. Я дрожу как в лихорадке. Все, конечно, за меня переживают. Начали искать какую-нибудь молодушку, у которой молоко есть. Обегали весь поезд. Но нет такой в поезде! Посоветовали в тряпочку завернуть хлеб и дать пососать. Я дрожащими руками беру хлеб, во что-то там заворачиваю. Стала сосать. А через пять минут опять кричит. Все поняла — обман это. И палец я ей давал, и водичку из ложки...

Ну что делать-то?

В глазах уже темно: а если что случится с ребенком?

Короче, стал ей давать трогать губами свою грудь — и вдруг она затихла. Народ смеется. У женщин слезы на глазах. Обманул, значит. Ей как-то тепло стало, что ли. В общем, успокоилась. Заснула. Довез я ее, грудную.

Тоже аварийная ситуация, но забавная. Дочь не может помнить, конечно, этого случая. Рассказываю — не верит.

Сейчас у меня уже трое внуков.

Борька. Ему тринадцать лет. Мне кажется, чем-то он напоминает деда. По характеру заводила. Любит быть лидером среди ребят. Настоящий пацан, может подраться. Мне с ним интересно. Он занимается теннисом. Правда, ему не хватает упорства, усидчивости. Из-за этого я ссорюсь с ним. А он знает, как я его люблю, и, по-моему, всерьез мое воспитание не принимает.

Катя. Это старшая дочь Лены. Ей четырнадцать. Очень талантливая девочка, занималась разными видами спорта, гибкая, сильная, и главное — очень целеустремленная. От нее исходит какое-то внутреннее спокойствие.

Маша. Она у нас самая младшая. Любит вязать, рисовать, очень женственная, мягкая. Ей иногда достается от старших — и от Борьки, и от Кати, но она никогда не ябедничает, наоборот, всегда их защитит. Уже сейчас она — центр семьи.

Зятья.

Старший зять — Валера. Летчик. Он из семьи с традициями, с какими-то очень честными устоями, и Валере эти лучшие качества передались: он прямой, независимый, сильный. Настоящий мужчина в доме. Лена и Валера с детьми живут отдельно от нас. Когда мы встречаемся, мне всегда интересно выслушать его мнение.

 

Немцы все как один сдают. 20 центов при стоимости бутылки пива в 50 центов выкидывать просто идиотизм, получается 3 выпил 4 в подарок.

 

ты столько признаний в любви мне написал и до сих пор не знал мое имя?

 

Все от нужды. Конла сильно прижмет и стекло сдашь и вагон разгрузишь. А если папа-мама не дают н феррари катабсь как лох на порше то тогда и ссать унитаз не золотой не комильфо

 

А ты прикинь вот так закусился с быдлом,позвонил родне,и через пять минут с тобой рядом люди которые за тебя порвут. Да хуле там,просто провал во времени был такой,когда никому ни до кого дела не было. Щас надо исправлять это. Чтоб дети знали,что даже если родня седьмая вода на киселе,то все равно родня,родные.

 

Это акция тайд или кипячение

 

))) а я думал попробовать, раньше не видел такого, тогда придётся по старинке, томатная паста ЦинКаз, соль, специи по вкусу)))

 

урааааа!) я это не читала:)

 

все просто лайкнули снеговика не читая?

 

мммм..... седьмой Б и целых 4 тёлочки ночью....
я хз как ты мимо прошёл... такое только во сне приснится может

 

Владимир Ильич

 

слышь блять.......я старался писал,хуле такой бессердечный?

 

копи паст в следующий раз, братишь
не благодари

 

а я уже

 

Вовасик,зигую,как сам???куда пропал??

 

Зачем травмировать психику окружающих?)

 

Вот реально заебывает нерабочий скрипт spoiler

 

Сыр, по истории ВОв я себе пальцы сотру с тобой перетирать, очень много перечитал и переслушал)
Гениальное командование - ДА, не спорю, но не его, а Маршалов. А если бы среди них остались другие, которых Сталин расхуярил посто так? Че мне говорить, вот тебе цитаты заслуженных людей того времени, они побольше нас знают:
Троцкий: "80 % командных кадров Красной армии уничтожены. Красная армия обезглавлена, ослаблена как никогда, это главный фактор моего решения. Нужно воевать пока кадры не выросли вновь."
Маршал Еременко: "Товарищ Сталин значительно повинен в истреблении военных кадров перед войной, что отразилось на боеспособности армии."
Горбатов (генерал): "Считалось, что противник продвигается столь быстро из-за внезапности его нападения и потому, что Германия поставила себе на службу промышленность чуть ли не всей Европы. Конечно, это было так. Но меня до пота прошибли мои прежние опасения: как же мы будем воевать, лишившись стольких опытных командиров ещё до войны? Это, несомненно, была, по меньшей мере, одна из главных причин наших неудач, хотя о ней не говорили или представляли дело так, будто 1937—1938 годы, очистив армию от «изменников», увеличили её мощь."
Василевский: "Без тридцать седьмого года, возможно, не было бы вообще войны в 41. В том, что Гитлер решился начать войну в сорок первом году, большую роль сыграла оценка той степени разгрома военных кадров, который у нас произошёл."
Сталин - бандос и убийца. Он только усложнил войну. Выиграло ее командование и НАРОД. Мне не веришь - ок. Не веришь непосредственным участникам действий? Ну хз тогда что тебе сказать...

Кароче это долго расписывать, давать либо в личку, либо забей. Я твою позицию примерно понял, не могу сказать, что я с ней полностью не согласен, но есть и моменты, которые я принимаю иначе.

Ах ну и то, что Ельцин и ко однозначно пидарасы я полностью согласен со всеми вышеотписавшимися.

Про то, что и сейчас прут - склонен думать, что все от туда и с кризисных и олигархичесикх времен 90х это еще гипертрофиролось. Ща прут еще больше потому что место проебать могут разом - значит и напереть нужно побольше, да побольше. А в Царской России как ты говоришь "дворяне" веками были "дворянами" и "главными" и у них не было такого аппетита и карманы набивать им было не резон, они знали, что и еще 100 лет спустя них их семьи будут обеспечены. Чего не сказать о советских и главное российских современных хапугах.

Бля я устал писать)))

 

щас будет злая шутка о немытых женщинах в автобусе, у которых из под платья весной пахнет...

 

доллар падает, в 10 утра до 59 упал с копейками, я в печали

 

паст симпл,континиус,перфект или перефект континиус?

 

Да. У нас тоже все говно из под снега проявилось.

 

Буквой ошиблась
Юля